Голубое видение глубины, теряющейся в высоте, — море и
небо, слившиеся в светящейся дымке Дня Весны в Час Утра.
Только небо и море — одна голубая безбрежность. Там, где
рябь ловит серебряный свет, клочья пены кружатся в водовороте. Но чуть дальше —
ни единого движения, ничего, кроме цвета: немного теплая голубизна воды,
расширяющаяся для того» чтобы смешаться с голубизной неба. Горизонта нет —
только расстояние, парящее в пространстве, бесконечная вогнутая поверхность, зияющая
перед вами и грандиозно нависающая сверху, — цвет, углубляющийся с
высотой. А далеко в середине этой необъятной голубизны висит неотчетливое,
неясное видение дворцовых башен и высоких крыш, изгибающихся подобно молодому
месяцу., — какая‑то тень великолепной неведомой древности, освещенной
солнечным светом, мягким, как память…
То, что я попытался сейчас описать, называется «какемоно» —
японская роспись по шелку, украшавшая когда‑то стены домов в Островной Империи.
А изображение голубизны и нечто в ее глубине имеет название «синкирё», что
означает мираж. Но очертания этого видения безошибочно узнаваемы. Это тускло
мерцающие порталы, и лунообразные крыши Дворца Дракона, и все вокруг — все,
возникшее двадцать два столетия назад. В древних книгах рассказано очень много
об этом месте, называемом «Хёрай».
В Хёрае нет ни боли ни смерти, нет холодов зимы. Цветы здесь
никогда не вянут, а плоды никогда не опадают, и если человек отведает этих
плодов хоть бы однажды, он никогда больше не почувствует жажду и голод. В Хёрае
растут невиданные растения: Соринси, Рикугё‑Аой и Банконтё, исцеляющие все
болезни, а также волшебная трава Йошинси, которая оживляет мертвых, потому что
орошается чудесной водой, единственный глоток которой дарует вечную молодость.
Люди в Хёрае берут свой рис из очень маленьких мешочков, но
рис в них никогда не кончается, как бы много его ни было съедено. Люди в Хёрае
пьют свое вино из очень маленьких чашечек, но нет человека, который мог бы
осушить такую чашечку, как бы много он ни выпил.
Все это и еще многое другое рассказывается в легендах времен
древних династий. Ноте, кто сочинил эти волшебные сказания, едва ли видели
Хёрай, пусть даже как мираж.
Потому что в действительности там нет невиданных плодов,
навсегда насыщающих отведавшего их, как нет никакой волшебной травы,
избавляющей от смерти, источника чудесной воды, мешочков с неиссякаемым рисом и
чашечек с неосушаемым вином, И это неправда, что болезнь и смерть никогда не
посещают Хёрай, так же, как неправда и то, что там никогда не бывает зимы.
Зима в Хёрае холодная: ледяные ветры пробирают до костей, и
шапки снега собираются причудливыми фигурами на изогнутых, как молодой месяц,
крышах Дворца Дракона.
И все‑таки есть чудесные вещи в Хёрае, и наиболее волшебная
из всех никогда не упоминается древними авторами. Я имею в виду атмосферу
Хёрая. Ощущение исключительности этого места таково, что восход в Хёрае кажется
светлее, чем любой другой восход: молочный свет, который никогда не ослепляет
блеском, поразительно ясный, но очень мягкий. Эта атмосфера не нашего
современного века — она чудовищно древна, так древна, что я чувствую
разверзающуюся пропасть при одной лишь попытке подумать — как она древна; и это
не обыкновенная смесь из кислорода и азота. Она вообще соткана не из воздуха,
но из духа, — сущности тысяч и тысяч поколений душ, смешанных в одно
целое, необъятное, прозрачное. Душ людей, чей образ мыслей никогда не походил
на наш. Какой бы смертный ни вдохнул в себя этот божественный эфир, он возьмет
в свою кровь этих вызывающих волнение духов, и они изменят чувства его,
обострив понятие о Пространстве и Времени до такой степени, что он сможет
видеть только так, как привыкли видеть они, чувствовать только так, как
чувствовали они, и думать только так, как когда‑то думали они.
Мягки, как сон, эти изменения чувств. Это и есть Хёрай.
Но не всё возможно объяснить проникновением в кровь этих
древних духов. Заклинания мертвых — это забытое очарование исчезнувшего Идеала,
магический ореол древних надежд, нашедших осуществление во многих сердцах,
простой красоте бескорыстной жизни, в сладости любви…
Ныне над Хёраем дуют злые ветры Запада и загадочная
атмосфера, увы, отступает перед их напором. Она сумела удержаться лишь пятнами
и волнистыми лентами вроде тех длинных ярких полос облаков, которые пересекают
ландшафты японских художников. Под этими пятнами волшебного тумана вы еще,
может быть, сможете найти Хёрай, — но больше нигде…
Запомните, что Хёрай — это «синкирё» — Мираж, Видение
Неосязаемого.
А Видение, раз пропав, никогда больше не появляется нигде,
кроме картин, книг, снов…