Нофуетома был неплохой
колдун. Он много чего исхитрился
создать, но вершиной
собственной
изобретательности считал
растение
карай. Некоторые думают,
что такого растения
не
существует в природе, ибо, если индейцев спросить,
что такое
карай, любой из них укажет какую-нибудь свою лиану или
траву.
Некоторые карам ложные и слабые - с этим не приходится
спорить.
Однако
каждый, кто намажется соком настоящего карам, видит в
темноте.
С тех
пор, как ночь для Нофуетомы сделалась светлее дня,
он стал от заката до рассвета бродить в лесу
и выгребать из
дупла древесных лягушек, которые ведут ночной образ
жизни. Жена
потом
подавала их в
жареном виде вместе
с маниоковыми
лепешками.
Рыбной ловлей Нофуетома
теперь тоже занимался
исключительно по ночам: зажигал факел и бил
острогой столько
рыбы, сколько хотел.
Не
удивительно, что по лесу распространялось недовольство.
Отомстить Нофуетоме, создавшему колдовское растение, вызвались
жабы. Они незаметно проникли в его жилище и устроились,
кто под
бревном, кто под камнем, кто под
брошенной старой корзиной.
Всякий раз, когда
Нофуетома уходил в лес, жабы вылезали из
темных углов и окружали хозяйку дома. Медленно
переступая, они
приближались
к несчастной женщине,
совершенно терявшей
способность
двигаться. Жабы забирались
на нее и
начинали
потихоньку
об╓едать. Кожа, мясо
и кровь таяли,
остов
разваливался.
Подходя к
дому, Нофуетома имел
обыкновение стучать по
корню дерева, росшего у тропы. Этим он желал
напомнить жене,
что пора подавать мужу лепешки и пиво. Он не знал, что
посылает
предупреждение жабам. Услышав стук, те
восстанавливали женщину
из останков и отнимали у нее память. Когда муж входил,
она лишь
жаловалась на страшную головную боль и, худея
день ото дня,
отказывалась принимать пищу.
Однажды
Нофуетома возвращался с охоты позднее обычного и в
спешке забыл ударить по корню. Отворив дверь, он
увидел кучу
окровавленных костей
на полу, а в гамаке - дочиста обглоданный
череп. Пока охотник
обдумывал, как ему
поступить, череп
подскочил и
вцепился ему в меча. Нофуетома попробовал сбросить
череп на пол, но тот укусил его за руку. Каждая новая
попытка
избавиться от черепа
влекла за собой
все более жестокое
наказание. Нофуетома понял, что сопротивляться глупо
- враг
перегрызет ему горло. Оставалось смириться.
-- Что,
не нравится? --
ухмыльнулся череп, видя успех
дрессировки. -- Привыкнешь! Это тебе за то, что
позволил жабам
меня сожрать!
Отныне жизнь
Нофуетомы превратилась в мучение. Он теперь
постоянно испытывал острейший голод, так как череп
перехватывал
почти всю пищу, которую человек подносил ко рту. Свои
нечистоты
череп извергал на тело Нофуетомы. Спина и
плечо почернели и
стали заживо гнить, густой рой мух сопровождал охотника,
куда
бы он не направился. Когда Нофуетома попробовал
смыть грязь,
череп больно укусил
его в щеку, давая понять, что
следующая
попытка помыться будет стоить человеку жизни.
Нофуетома чувствовал,
что долго не
протянет, если не
придумает
какой-нибудь хитрости. Долгое
время все планы
спасения
терпели неудачу: череп
проявлял недюжинную
прозорливость и ловкость.
И все же
Нофуетома не зря
слыл
колдуном. Однажды
ночью он сумел втайне от черепа побеседовать
со своими амулетами.
Духи-хранители дали совет:
обещай
накормить
череп рыбой, а потом попроси его
слезть - мол, надо
вершу проверить.
Желание
полакомиться пересилило осторожность: череп нехотя
соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева.
В то
же
мгновение
Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько
позволяло дыхание. Затем вскарабкался на
берег и побежал
к
дому.
Захлопнув дверь, он
припер ее жердью. Череп прискакал
следом, остановился и вдруг закричал голосом жены: -
Отдай мою
терку для маниоки!
Человек приоткрыл дверь и просунул в щель
терку. Увидев знакомый
предмет, череп слился
с ним в
бесформенный
ком. Ком взвился
вверх и превратился в ночного
попугая, который кричит при луне. Попугай
посидел на крыше,
затем улетел в лес.
|